Шестьсот лет назад внезапно появившееся под стенами Москвы войско Едигея (1352-1419), фактического правителя Золотой Орды, осадило город. Этот один из последних набегов ордынцев на Русь был предпринят для наказания великого князя Московского Василия I Дмитриевича (1371–1425), сына Дмитрия Донского, за плохое обращение с татарскими поcлами и приют, предоставленный им двум сыновьям злейшего Едигеева врага — хана Тохтамыша (умер в 1406 году). Татары сожгли Переяславль, затем Ростов, Дмитров, Серпухов, Нижний Новгород, Городец. Князь «отъеха вборзе на Кострому» собирать силы, оставив защищать город своего двоюродного брата Владимира Храброго, который, дабы упредить штурм, распорядился поджечь строения по соседству с кремлевской стеной. Посад запылал, беззащитные женщины и дети, которых в крепость не пускали, гибли, не находя пристанища.  Решив взять город измором, Едигей, однако, по прошествии трех недель получил из Орды известие о вспыхнувшей там кровавой усобице и поспешил восвояси, предварительно истребовав с осажденных откуп в 3 000 рублей. Москва попалась на хитрость: вскоре выяснилось, что откупа можно было не платить. Вот свидетельства историков. Когда прошло двадцать дней с тех пор, как агарянин Едигей
осадил славный град Москву, возомнил он о своем величии и надумал тут
зимовать. И много дней гордился, окаянный, что покорил и опустошил все
окружающие Москву города. Только один город был храним богом по молитвам
пречистой его матери и ради ее животворящей иконы и архиепископа Петра.
Люди, бывшие в городе в великом бедствии, впали в глубокое уныние, видя,
что им никто не помогает и что от людей им нечего ждать спасения, и
вспомнили Давида, который писал так: «Лучше уповать на господа, чем уповать
на князя; лучше надеяться на бога, чем надеяться на человека». И взмолились все люди к богу, низко кланяясь и говоря:
«Не предай зверям души рабов твоих, владыко! Если мы и согрешили перед
тобой, то во имя твое святое пощади нас, господи!» И, взирая со слезами на
животворящую икону пречистой Богоматери, горько восклицали так: «О постоянная
заступница наша, не предай же нас и теперь в руки врагов наших!» И
милосердный человеколюбец, еще не совсем разгневавшийся, увидев печаль
людей своих и слезы их покаяния, утешает их вскоре, памятуя о милости к
стаду своему: величавого и гордого агарянина Едигея устрашил, навел на
измаилтянина трепет перед своей всевышней и карающей десницей. И агарянин,
который похвалялся пробыть в православной земле долгое время и обещал
зазимовать, вдруг, забеспокоившись, внезапно снялся с места и, не желая
медлить ни единого дня, сказал дружине: «Или царство наше захватит другой,
или Василий соберется на нас», — такая мысль смутила агарянина. Быстро
посылает он к городу, сам прося мира: и как захотели горожане, так и
замирился с ними окаянный Едигей и отошел. |
